Тяжело быть бедной. Еще сложнее, если знавала наилучшие времена. Пожалуй, я бы смогла пережить то, что из большой квартиры в центре Москвы попала в недостроенный дом на окраине. Но мне кажется, что нужно мной тяготеет злой рок, а ситуация никогда не поменяется.
У меня было если не самое счастливое, то совершенно точно обеспеченное детство. Оно выпало на 90-е годы. Пока остальные носили дешевенькую китайскую одежку и поправлялись супами резвого изготовления, у меня было практически все, о чем грезит ребенок: истинные куколки Барби, брендовые вещи, поездки за границу. Мне было 6 лет, когда я попала за кулисы «Ла Гора». Чешские замки, парижский «Диснейленд», израильская кухня и почти все другое я знала не по кадрам из передач и не по журнальчикам, а на личном опыте.
Наше финансовое благоденствие обеспечивала мама-одиночка. Папа бросил ее беременной, думаю, это событие мотивировало ее работать по 16 часов в денек — чтоб содержать меня и обосновать ему свою удачливость. Она устроилась в строительную фирму, которая возводила строения по всей Рф. Мать без преувеличения много зарабатывала, у нее были сбережения, но она не спешила брать квартиру. Обстоятельств было несколько. Во-1-х, ее договор предполагал нередкие переезды. Вкупе с ней за свою жизнь я сменила огромное количество городов: Питер, Новгород, Саратов, Ульяновск и остальные. Всякий раз, когда мы переезжали, мамина компания снимала ей жилище в центре. Это были стопроцентно обставленные, просторные квартиры. В особенности отлично я помню ту, что была в центре Москвы, откуда я пешком прогуливалась на Патриаршие на уроки французского и ездила в одну из личных школ, где у половины малышей предки были предпринимателями, а у иной — преступными авторитетами. Во-2-х, у матери была недвижимость, которой ей некогда было заниматься. Считайте: дом в Подмосковье (а если поточнее, дача в Переделкино, где мы были прописаны), таунхаус под Питером, участок земли под Москвой. И еще квартира в Таллине, в какой жили бабушка и дедушка и которая обязана была перейти маме по наследию. Стоит гласить, что при таковых начальных данных ей чудилось, что с жильем у нее (а означает, и у меня) не будет никогда заморочек.
Думаю, конкретно в таковых вариантах судьба звучно хохочет над людьми. Все началось в 2001 году. Сгорел подмосковный дом. Честно, мне не жалко вещей. Но в огне пропали все фото, как как будто у меня не было юношества, не было прогулок по европейским столицам, а все, что я рассказываю, — это выдумка, которую мне нечем подтвердить. Наши соседи решили пользоваться произошедшим несчастьем и на легитимных основаниях отобрать участок, оставшийся опосля спаленного дома. Начались суды. Чтоб их выиграть, мать отложила восстановление дома. И она не услышала намека высших сил, что нужно бы озаботиться приобретением квартиры. Ей не верилось, что у таковой удачной дамы, как она, что-то пойдет не так. И зря.
Я закончила школу в Санкт-Петербурге и поступила на платное дневное отделение в СПбГУ. Мы продолжали шиковать, когда стукнул кризис 2008 года. Скоро окружающие начали приходить в себя, волна докатилась до нас. Не попросту волна, а девятый вал.
Маму уволили. Это вышло в 2009 году. Он же принес нам последующий пожар: дотла сгорел дом под Питером. Опосля утраты работы мать получила компенсацию, на которую мы сняли квартиру в северной столице. В ней уже не было 3-х комнат и современной бытовой техники. Но она еще была с современным ремонтом и солидной мебелью.
С присущим ей напором мать ринулась на поиски работы. Прошел месяц, два, полгода — мы проели всю компенсацию, а мать так и не смогла ничего отыскать. В конце концов она отказалась от мысли, что устроится на пространство по специальности и на прежнюю заработную плату. И ее здесь же взяли в небольшую фирму с доходом в семь раз ниже, чем она привыкла. Чтоб поддержать ее, я перебежала на вечернее отделение и тоже начала трудные долгие поиски работы. Видя, что мы финансово тонем, мать пошла на последние для нее меры и выставила на продажу участок в Переделкино. По докризисным ценам его не желали брать, а сбрасывать стоимость она не соглашалась. Она постоянно упорно сопротивлялась судьбе. И та решила ей показать, кто посильнее.
Протоптав к нам дорожку, неудачи пошли одна за иной. В Таллине погиб дедушка, квартира «попала в заложники»: чтоб ее реализовать, необходимо было двигаться в другую страну. А из-за просроченной оплаты по кредитам мы стали невыездными. К тому же там жили далекие родственники, которые вносили оплату за коммуналку и наблюдали за жильем. Мы не могли выставить их, тем наиболее нам нечем было восполнить их доброту и помощь. В конце концов, опосля длительных переговоров, они продали квартиру и дали нам две третьих цены. Этих средств хватило бы на начальный взнос, чтоб взять в ипотеку однокомнатную квартиру в Москве. И успокоиться.
Но мать дорожила памятью о доме в Переделкино. Она решила отстроить его поновой, возвратить старенькые добрые времена и узорчатые занавески на окна. До сего времени помню тот денек, когда я стояла перед ней на коленях в слезах и умоляла: «Мать, не нужно строить, купи баксы!» А она мне: «Матрена, я забочусь о твоем будущем. Для тебя достанется большой дом с шестью комнатами». По ее расчетам, на эту задумку было довольно 2-ух миллионов. Да, да, на два этажа, отделку, проведение воды, мебель.
Оставшиеся полмиллиона стремительно растворились: мы пораздавали долги, оплатили мамино исцеление и мою учебу (здесь я могла бы поведать отдельную историю о том, как меня пару раз отчисляли то за несвоевременную оплату, то за пропуск экзамена, на который я не могла попасть из-за операции на мениске).
В общем, старт строительству дома был дан. А через два года средства закончились, мы получили доброкачественную коробку без отделки, без межкомнатных дверей, без подведенной канализации и воды. На продолжение строительства уходила практически вся моя и мамина заработная плата. Мы снимали вдвоем комнату на окраине Москвы. Оборванные обои, закопченные стенки кухни, матрас на полу. Такие вот условия. И я еще наивно задумывалась, что ужаснее не будет.
Но годом ранее мать решила провести еще одну оптимизацию наших расходов, чтоб все-же достроить дом. Крайний рывок загнанной лошадки. Она продала участок под Москвой, подвела воду и постановила, что мы переезжаем, чтоб не тратиться на арендную плату.
И вот представьте, мы оказываемся в помещении, плохо адаптированном для жилища. Стенки не заштукатурены, пол не постелен, холодно. Все скопленные вещи свалены в коробки, поэтому что их некуда развесить. Запах снутри затхлый, противный. Но мать оптимист: дочка, за год мы все доделаем, здесь у нас будет камин, там чайный уголок. Любой денек она отрисовывала мне картины нашей кукольно-прекрасной жизни. На воплощение которой мы отдавали все средства (и с каждым деньком выяснялось, что их нужно в пару раз больше, чем некомпитентно оценила мать).
Все завершилось, когда на Новейший Год начальство сделало ей «подарок» — ее уволили. Маме под 60 лет, отыскать работу лучше, чем консьержем, она по сей денек не может. А не так давно, спускаясь по неосвещенной лестнице в доме, она сломала ногу.
Мамины бывшие коллеги, мои друзья и знакомые задумываются, что я довольно взрослая, чтоб решить наши денежные задачи без помощи других (так же, видимо, считает и мой отец, который будучи обеспеченным человеком, никогда не отдал ни рубля). И правда, мне 28 лет, высшее образование, два зарубежных языка. Но несколько месяцев вспять меня тоже уволили. И мой диплом клинического психолога не особо помогает устроиться на высокооплачиваемую должность. Скажем, я никогда и не желала зарабатывать. Моей целью было помогать детям с аутизмом. Не та сфера, на которой можно сколотить состояние. В итоге я работаю секретарем, но из-за неприязни к работе (оправданной — женщин на ресепшен не много уважают) я не могу дождаться увеличения.
Я в отчаянии. Для меня этот дом похож на гранит, который висит на моей шейке. У меня нет способности снимать жилище раздельно от матери. Поступить так — все равно что кинуть ее на произвол судьбы. Моих доходов не хватит на то, чтоб привести дом в порядок в этом столетии. Я хожу в одежке, которую мне отдают подруги. Если у меня рвется обувь, то я продолжаю ходить в ней, поэтому что не могу дозволить для себя новейшую. Время от времени доброхоты рекомендуют мне выйти замуж, как как будто я могу расположить объявление: «Требуется спонсор, который оплатит стройку дома, взамен обещаю быть неплохой хозяйкой и верной супругой». У меня нет личной жизни: в сегодняшнем чувственном состоянии я не чувствую убежденности для знакомств. Мне кажется, я попала в безнадежную ситуацию, в ловушку, из которой нет выхода.